Уродженець Рівненщини, села Бокійма Млинівського району відомий футболіст у всій Україні та за її межами, член національної збірної після року з часу, як завершив кар'єру футболіста, дав велике інтерв'ю інтернет-виданню "Спортарена". Багато хто назвав його "занадто відвертим". Публікуємо інтерв'ю мовою оригіналу 

Бывший нападающий Таврии, Днепра, Арсенала, Металлиста и Стали Владимир Гоменюк специально для Sport Arena дал первое большое интервью после принятия решения о завершении карьеры.

— Чем занимаетесь без футбола?

— В этом году много ездил по Европе, по разным странам с семьей. Все время с семьей. Много внимания сейчас им уделяю. Весной мы ездили в Вену, в Будапешт, чуть позже – в Голландию, Бельгию, Люксембург. Все на машине, не спеша.

Смотрю футбол, поэтому нельзя сказать, что я вообще без футбола сейчас. Смотрю, но не участвую.

— Почему так рано завязали с футболом?

— Так получилось, потому что колено уже не позволяет мне играть в футбол. Желание есть, а возможности нет.

—В повседневной жизни это ощутимо?

— Да, это мешает, например, когда по субботам с ребятами собираемся побегать, то после этого два дня болит очень. Не сгибается ни туда, ни сюда. Вот, в субботу поиграл, а сейчас мучаюсь (интервью записывалось в понедельник. – прим. П.Т.).

— Как расстались со Сталью?

— Все спокойно, без каких-либо обид. Тренер сказал, что будет искать другого нападающего, будет делать ставку на Женю Будника. Потом Вардан Михайлович отдал все долги, которые были. У меня нет вопросов к нему по этому поводу.

— Когда мы договаривались об интервью в первый раз (летом 2016 года. – прим. П.Т.), вы сказали, что у вас проблемы с документами в Стали. Что там было не так?

— Там находилась моя трудовая книжка. В принципе, я о ней не вспоминал месяца три, наверное. Потом вспомнил, звонил туда, а они ее не могли найти, потому что документы были в Каменском, а сейчас их то ли в Киев перевозят, то ли еще что-то – я так и не понял сам до конца. Сейчас уже все нормально – забрал.

— По вашей интонации чувствуется, что вы скучаете по футболу.

— Да. А особенно когда смотришь, как играют некоторые и понимаешь, что еще мог играть сам.

— Сейчас живете за счет футбольных сбережений?

— Да, однозначно. Сейчас живу за счет сбережений и денег, которые смог вложить правильно, и они приносят свои дивиденды.

— Например, куда вкладывали?

— Есть пару квартир в Киеве. На данном этапе они приносят прибыль. Плюс – жена начала работать. Те деньги, которые сберег во время футбольной карьеры, сейчас не трачу, поэтому они не должны закончиться.

— Эти деньги сейчас где-то в банке, на депозите?

— Нет, я думаю, что сейчас деньги в банках не стоит хранить, потому что в стране сейчас не совсем та ситуация. Все умные люди сейчас из банков деньги забирают. Я бы не сказал, что у меня осталось очень много футбольных денег.

— Видите себя в футболе дальше?

— В этом году я сделал паузу касательно принятия таких решений. Мне многие советовали идти учиться на тренера или на менеджера, чтоб куда-то себя определять. Я хочу еще подумать и понять, чего я хочу, потому что к тренерству я еще не готов – это сто процентов.

— Почему?

— Потому что я еще смотрю футбол как игрок, а не как тренер. Иногда общаюсь с тренерами, а они по-другому это все видят. А я пока смотрю как футболист.

— Спрашивать у футболиста о начале его карьеры – это скучно, но вы начинали в Икве, о которой большинство болельщиков не знает ничего, а потом перешли в Таврию. Как это произошло?

— Начинал там, но особо не играл. Буквально пару игр. Потом был в дубле Волыни чуть больше чем полгода. Кварцяный уже был в команде, но тогда в основном составе играли одни легионеры, а за дубль – воспитанники, которые не попадали в заявку. Я с ним не пересекался в то время. По его словам, он меня не видел просто. Думаю, в этом есть доля правды.

Потом играл на область, после чего поехал на сборы с Александрией. Там я, в принципе подходил, но поехал на сборы с дублем Ворсклы. Мы тогда играли в Киеве на Мемориале Макарова. Тогда тренером Таврии был Федорчук, который был на этом турнире. Я там неплохо играл. В пяти играх, кажется, четыре гола забил. Он пригласил меня в Таврию.

— В чемпионате области и Таврии уровень вашей зарплаты сильно отличался?

— Когда перешел в Таврию, начал получать меньше, чем когда на область играл.

— Как так?

— Вот так (смеется). Так получалось. Когда на область играл, в команде был хороший президент. Он мне доплачивал по 50 или по 100 гривен за каждый гол. Тогда же доллар был по 5. Получалось, что я, играя на область, получал больше, чем в Таврии.

— Назовете сумму?

— В Таврии была 300 или 400 долларов зарплата. Сидел в Симферополе и думал: «Чего я сюда приехал, за 1200 километров?» Но, наверное, так должно было быть.

Потом, когда начал выходить в основном составе, сделали 600 долларов, когда начал стабильно играть, то подняли еще выше. В Таврии не было больших зарплат, по крайней мере, при мне. Когда я ушел, тогда начали резко расти зарплаты. При мне такого не было. Ну, может, чуть-чуть при Фоменко иностранцам делали получше условия. Давали тысяч 10-12. Но это – максимум

— Как появилось ваше прозвище – «Крымский Руни»?

— Это Федорчук после какой-то игры сказал прессе, и они подхватили. Пацаны тоже подхватили, травить меня начали – целый год называли. Потом уже полегче стало. Хотя есть старые футболисты, с которыми сейчас встречаемся или созваниваемся, то они вечно говорят: «О, Руни» (улыбается). Они со мной играли, называли во время тренировок. Так оно и осталось.

— Как возник вариант с переходом в Днепр?

— Вариантов тогда было много. Российские команды интересовались, Крылья (Крылья Советов. – прим. П.Т) вели переговоры. Там тогда Слуцкий был. Был вариант в Израиле.

— Почему выбрали Днепр?

— Даже не знаю. Они хотели подписать меня еще летом, когда из еврокубков вылетали, кто-то травму получил и не было нападающего. Летом не получилось. Тогда как раз кризис начинался, и они что-то там по финансам не смогли согласовать. Я думаю, что Днепр дал больше денег. Хотя это все были переговоры и я всех нюансов не знаю. Я только ждал, договорятся они или нет. Хотя Крылья тоже давали нормально. Но я выбрал Днепр. В команде было много украинцев, да и Бессонов сам мне звонил и говорил, что хочет, чтоб я приехал, играл.

— Детали личных контрактов с Крыльями и израильской командой обсуждали?

— Крылья предлагали лучше условия. Там на то время была богаче команда. Вернее, не совсем так. В Днепре были высокооплачиваемые футболисты, но, в основном, это были легионеры. Потом уже начали поднимать зарплату Селезневу, Русику Ротаню и остальным, кто приходил. А в то время там больше получали легионеры. Даже тот же Денисов, который в Россию ушел, он не мог себе выбить нормальные условия, хоть он их и заслуживал.

Я думаю, что это отчасти правильно, что они платили не очень много. Как видно из того, что было потом, это было не оправданно.

— О Бессонове слышал, что он в раздевалке стихи читал. Правда?

— Насчет стихов — не знаю, но приколов разных и жизненных ситуаций… Его эмоциональное состояние и подход к жизни — он очень открытый и добрый человек. Никогда не обижался. Даже когда он уходил, было реально жалко, что уходит. Очень позитивный человек.

А стихи у него такие были, запрещенные. (смеется)

— В каком смысле?

— Об этом нельзя рассказывать. Если начну рассказывать — будет много «пи-пи-пи». (смеется)

— Один раз Калиниченко в одной из социальных сетей прокомментировал фотографию, которую выложил Ротань. Там была белка на базе Днепра. Он написал: «Бессонова ищет?»

— Он это написал, наверное, потому что «Бес» жил на базе. Может, из-за этого. Он не снимал квартиру, не хотел машину. Он жил на базе, дышал воздухом и на позитиве был.

— А мне кажется, он имел ввиду то, что Бессонов любил выпить…

— Не знаю, как там было раньше. Да, ребята из ФК Харьков рассказывали, что было что-то такое. Но в Днепре, сколько я с ним работал, он ни разу не пропустил тренировку, ни разу не видел его в каком-то невменяемом состоянии. Такое не проскакивало.

— У них с Калиниченко были напряженные отношения?

— Да, у него и Воробья бывало, проскакивало такое… Но потом у них все выровнялось.

— Как считаете, могли ли игроки его «плавить»?

— Однозначно нет, потому что те, кто на него обижались, а это были один или два человека. Не было такого уж прям… У нас был хороший тренировочный процесс. Тренеры подобраны хорошо. Может быть, не на таком уровне был менеджмент. Тогда не было Русола, а сейчас он есть. Я думаю, что сейчас там поменялось отношение в плане организации. Но это не тренерская работа. То, что от него зависело, он делал, как надо.

— Вы говорите, что игроки обижались на него. За что?

— За то, что в состав не ставил. Там было 18 футболистов или 20, и все хотели играть. Это же нереально. Где-то меня не ставили, где-то Селю не ставили, Белик — так же. Воробей всегда был с ним в контрах — тоже хотел играть. У него было свое виденье. Видим, как сейчас в Динамо и Шахтере ротация идет: не вышел в одной игре, сыграл в следующей. Кто-то этого тогда не понимал и ходил, бурчал.

— Почему у вас не сложились отношения с Рамосом? Не сошлись характерами?

— Нет, характеры тут ни при чем. Рамос пришел, и я первые три игры выходил и забивал. Потом получил травму. После этого… Когда получаешь травму, то потом полгода человека нет. Я его понимаю. Он по-человечески подошел и честно сказал: «Мне нужен сильный нападающий сейчас, а не через полгода». Я это все нормально воспринял. Потом пришел Зозуля, Олейник.

Потом я, до конца не восстановившись, выбрал вариант с Арсеналом. Там был сильный тренер, сильная команда. Решил перейти. Думаю, что не прогадал.

— Когда вы уходили из Днепра, то заявили о том, что не так обидно уходить из команды, потому что коллектив уже не тот. Что вы имели ввиду?

— В то время началось какое-то деление. Одни ходили с одними, другие — с другими. Все были группками. Не было такого, чтоб все вместе собирались. Рамос это все хотел исправить. Собирал всех в ресторане: с семьями, женами. Потом я ушел и разговаривал с пацанами. Они сказали, что это все не долго было. Первые полгода была такая атмосфера, а потом сформировался коллектив.

— А из-за чего так получилось?

— Тяжело сказать. Приходят футболисты, появляются перепады в зарплатах. Не знаю, не могу дать точного ответа на этот вопрос.

— Вы были игроком Днепра, а потом перешли в Металлист. Как вас приняли болельщики?

— Тогда не было враждебного отношения, потому что я уже и в Арсенале успел поиграть. Да и в Днепре, наверное, меня не считали настолько сильным лидером, чтоб я их обижал таким переходом. Болельщики приняли нормально. В то время уровень организации был на три головы выше, чем во всех других командах. Это проявлялось во всем: подход к футболистам, организация, поселение, экипировка.

— Самая большая зарплата за карьеру у вас была в Металлисте. Я прав?

— В Металлисте была не только зарплата, а и бонусы хорошие за игры, премиальные, но это все было очень недолго, потому что я пришел в сентябре, а зимой уже была революция. Дальнейшее развитие событий мы знаем.

— За то время, что мы общались, вы несколько раз сказали о том, что во многих командах была серьезная разница между зарплатами украинцев и легионеров. Была от этого разрозненность в коллективах?

— Это все зависело от тренера. При Маркевиче разрозненности не было. Тогда я видел, что реально те легионеры, которые были в команде, на голову сильнее всех украинцев, и меня в том числе. Это были топ-футболисты. Когда ты это видишь, ты понимаешь, что не можешь задать вопрос: «А почему он зарабатывает больше?» Ты и сам прекрасно видишь, что он лучше. В Таврии были моменты, когда я и тот же Колпак играли все матчи в составе, забивали много, а получали по 2 тысячи долларов, в то время, как легионеры получали по 10-12. Там это было непонятно с психологической точки зрения.

— Как-то пытались решить эту ситуацию?

— Она не решалась, потому что мы приходили к президенту или генеральному директору, а он говорил, что нужно подождать, «вот-вот, сейчас будет». «Вот-вот» – и я уехал.

— Самый противоречивый легионер Металлиста последних годов – Алехандро Гомес. Что вспомните о нем?

— Я с ним жил в одном доме. Он был таким, слегка вспыльчивым пацаном, не любил терпеть, не любил, когда его меняют, не любил никогда проигрывать. Бывало, мог на тренировке просто обидеться и уйти.

Но, тем не менее, он был футболистом топ-уровня. С ним было легко играть. Он под тебя подстраивается и может отдать передачу.

Психологического плана, конечно, проблемы были, но его можно понять. Он был в Харькове. Семья, ребенок, другая страна… Такая холодина еще была – осень начиналась. Потом начались движения по центру Харькова всякие. Все эти его интервью можно понять.

— Казалось, что он относился ко всем вокруг довольно снисходительно.

— У аргентинцев просто такой менталитет. Они когда начинают чуть-чуть где-то получать деньги, то ведут себя так… У бразильцев все совсем по-другому. Бразильцы – добродушные люди. По крайней мере, те, с которыми мне приходилось пересекаться. Не было таких, которые бы нос задирали. И Эдмар, и Шавьер, и Азаведо, и Марлос – это все очень простые ребята. О них можно только теплые слова сказать.

А аргентинцы совсем другие. Они более эмоциональные, вспыльчивые, обижаются, если что-то где-то не так. Это не только Гомес. Там и Бланко таким был. Да все, в принципе. И Кристальдо тоже.

— А Соса?

— Соса был чуть более интеллигентным. Он очень много работал. Такой работяга. Я не встречал футболиста, который бы столько тренировался.

— «А там все так и построено. Непонятно, кто куда гребет, но гребут в разные стороны. Тем Металлист и отличается, что все вместе идут к одной цели. А в Днепре не поймешь, кто и о чем думает». Ваша цитата о Днепре времен выступления за Металлист. Расскажите подробнее, что вы имели ввиду.

— В Металлисте с первого дня, как я пришел, было видно, что все хотели, чтоб команды выигрывала – от секретарши и заканчивая теми, кто поле убирает. Там всем премии давались. А в Днепре такого не было. Спортивный директор своим занимался, генеральный директор – своим. Стадион вообще не функционирует, там болото сплошное. Там у всех не было одной цели. В Металлисте все были одной семьей. Если бы все это не началось, то второе место могли бы легко «зацепить».

— Какая задолженность у Металлиста осталась перед вами?

— Много. Около 200 тысяч. И Арсенал – так же. Не вижу смысла уже об этих командах что-либо говорить. Хотя по Металлисту я все инстанции выиграл, но что поделаешь. Не я один такой.

— За время пребывания в Металлисте, сколько раз общались с Бойцаном лично?

— Один раз вживую, и один – по телефону. В Таврии общался больше, потому что, когда я пришел в команду, он был администратором дубля. Даже не первым, а вторым. То есть он мячи собирал, манишки носил, питание нам организовывал. Тогда его я помню хорошо. Потом он уже начал в Таврии подниматься по карьерной лестнице.

— Он изменился как человек с того времени?

— Я не так много общался с ним в Харькове, чтоб понять, что с ним стало. Ясно только то, что аферы были сплошь и рядом. Говорили одно, а делали другое, обещали одно, а выполняли третье. И так не только со мной. Так с каждым было.

— Например? Что говорили и что делали?

— Говорили все, чтоб ты им нужные бумажки подписал. «Дадим то, се, только ты подпиши, а мы потом уже будем отдавать». Вопрос уже даже не стоял о том, чтоб мне все отдали. Вопрос стоял о пяти или десяти тысячах долларов. «А вы будете отдавать? – Да, 100% будем». Этими обещаниями они не только меня, а и всех пацанов задурили, чтоб только подписали соглашение с ними мировое. Хотя, как показало время, надо было не подписывать. Пускай бы они уже два года назад начинали во второй лиге, уже бы, может, и до Премьер-лиги дошли. Но это только если бы другие люди держали.

— Не так давно прозвучало признание игрока дубля Металлиста о том, что он подговаривал партнеров сдавать матчи. Когда вы были в команде, были какие-то слухи, подозрения по поводу этого?

— Да там и мысли такой не было. Когда все легионеры разошлись, остался нормальный коллектив украинский. Там никто не мог никого предать за деньги. Это не те деньги. Да и не то что деньги, а само отношение. Ты потом всю жизнь себя предателем будешь чувствовать.

— Оправдываете этих людей?

— Это дело каждого. Нельзя осуждать кого-то, нельзя оправдывать. Если со стороны профессионального футбола, то это вообще не укладывается в голове. А если смотреть со стороны президентов клубов, которые таким занимаются, если нет денег на то, чтоб содержать команду или поехать на сборы, тогда, может, и правильно, что они где-то заработали, чтоб команда жила дальше.

— У вас в карьере были такие матчи?

— Нет, даже предпосылок не было. Может, в Таврии еще. Там было такое, что кто-то нам сдавал. Нам говорили после игры уже. Сейчас тяжело сказать. Но наши футболисты об этом не знали – это миллион процентов, потому что тогда я капитаном был, и никто бы без моего ведома этого не делал.

— Как возникла идея с бойкотом в Металлисте?

— Не совсем бойкот, там немного по-другому было. Нам весь зимний сбор обещали, что мы приедем и получим одну или две зарплаты. Было три-четыре встречи, и на каждой об этом говорили. Прилетели домой, дня два-три никто не звонил, улетали опять на сборы. Этот бойкот назревал еще перед последним сбором. Пацаны все говорили о том, чтоб на него не полететь, взбодрить эту всю ситуацию. Мы полетели…

— А почему все-таки решили лететь?

— Даже не знаю. Просто все уже съехались в Харьков, чего обратно ехать? Уже все полетели, да и все. Когда возвращались, нам опять начали говорить: «Вот, сейчас вернетесь и получите три зарплаты». Ну, мы обрадовались. Прилетаем, нас всех собирают и начинаются разговоры… Директор говорит: «Сегодня «прощенная пятница», я у всех вас прошу прощения». Вот так вот начинался разговор. Думаю: «Ага, ну, значит, что-то хорошее будет говорить». Он говорит: «Хотите три зарплаты по курсу 8?» Хотя мы тогда приехали, а курс был 40. В тот день, когда мы собрались на базе. Все говорят: «Не издевайтесь, что это такое? Это же в пять раз меньше. Хотите, мы подождем, но вы поищите другие варианты». Нам ответили, что либо так, либо никак. Если не соглашаетесь, то не едете на матч с Динамо.

Бойкот спровоцировали они. До матча оставалось два дня. Это была пятница, а в воскресенье должна была быть игра. Мы все собрались, пообщались между собой. Ну как нам подписывать? Получается, три месяца бесплатно играли? Тогда же никто не знал, что будет дальше с этим долларом. Вдруг он подскочит до 50-60 гривен?

Как мы узнали после того, как решили не соглашаться, то денег у руководства тогда не было. Если бы мы подписали, то и денег бы не получили, и должны были бы играть. Потому что тогда к нам могли претензии предъявить по контракту.

— Как потом ушли из Металлиста?

— Тянулось это все долго. Ездил, с пацанами тренировался. Уже было такое состояние… Я с агентом своим поговорил, сказал, что не вижу никаких перспектив, что кто-то, может, что-то выплатить, хотя рассказывали: «Вот, все будет, вернитесь, давайте». Кулаков вернулся, я с ним не общался больше, поэтому не знаю, получал он что-то или нет.

— Читал историю о том, как вы пили водку с Эдмаром…

— Нет, это кто-то ошибся чуть-чуть. Там меня не было. Это Эдмар был на сборах в Винниках, а я тогда был в Арсенале. Эдик мне позвонил и говорит: «Еду к тебе в гости». А у меня просто родители недалеко от Львова живут. Так он там с моим папой и дядей ловили рыбу, жарили мяско, водочка — все как надо. А потом кто-то написал это… Эдик мне звонит и говорит: «Я ему сказал, что не с тобой пили». Я говорю: «Ну, что уже сделаешь, пусть уже будет так, как написали».

— В Металлисте с вами играл Радченко. Как считаете, почему его карьера так резко пошла вниз?

— Хороший, перспективный парень. Была небольшая склонность к лишнему весу, боролся он с ней всегда. Именно то поколение молодое, которое в Металлисте было, я не видел в них никакой перспективы. Не думал, что они заиграют. Если бы не было кризиса в нашем футболе, то многие футболисты еще бы и не начинали играть. Потому что тогда были настолько сильные легионеры, и украинцы сидели в запасе. Все молодые футболисты, что сейчас играют — это стечение обстоятельств. Все легионеры разъехались…

— Подождите, но вы тоже бы в Металлисте не заиграли, если бы Девич и другие легионеры не ушли.

— Да, конечно. Ну, как, не играл бы. Я приходил в команду, когда все легионеры еще были. Если бы все было бы так же, играл бы Марко большинство матчей в составе. Хотя, когда мы с ним играли, я чаще всего выходил вместо него на замену по ходу матча, бывало, что он выходил. Сидеть в запасе под Девичем — не худший вариант. Если смотреть объективно, то у него лучше качества все. И технические, и он намного больше забивал. Он был более мастеровитым футболистом.

— Самый гулящий футболист, которого вы встречали?

— Даже не знаю. Наверное, Жажа. Он любил покуражиться, погулять. Не экономил, жил одним днем.

— Часто встречали курящих футболистов?

— В последнее время — не сильно часто. Раньше больше курили. Сейчас это возвращается. Кто хочет — курит, кто хочет — не курит. Мало, очень мало. Легионеры вообще не курят почти.

— А в Металлисте были курящие игроки?

— Даже и не вспомню. Может, вратари. Из полевых, вроде, никто не курил.

— А вы курили?

— Все пробовали. Это не сильно мне помогает, не сильно и мешает.

— В какой период начали?

— Это уже было завершение карьеры, в 2016 году. Тогда я мог уже выкурить какую-то сигарету. Могу и не курить. Бывало, что месяц мог вообще не курить. Не хочу попадать в зависимость.

—Драка с одноклубником, по-вашему — это нормально?

— Ну, если это пойдет на пользу клубу — может и нормально…

— Например, как это может пойти на пользу клубу?

— Есть разные футболисты, есть разные ситуации. Когда человек не в адеквате, все время хочет чего-то от всех, то тогда можно ему дать по голове, чтоб он чуть-чуть успокоился. Тогда это пойдет на пользу коллективу.

— За всю карьеру у вас был шанс уехать в Европу?

— Да, и не один. Мог и в Венгрию уехать, мог в Израиль. Если такая ситуация, как сейчас была бы, то, наверное, уехал бы. А на то время в Украине платили больше, чем в Европе, а это все-таки влияло на решение. Смысл куда-то ехать, если семья здесь, родители здесь, платят хорошо.

— Вы сыграли 8 матчей в составе сборной Украины. Для футболиста с вашими задатками — это много или мало?

— Если изначально брать, то много. У меня не было такого сильного потенциала, чтоб вообще туда попасть. У меня не было хорошей школы, хороших детских тренеров, которые могли бы меня научить всему. У меня все было на инстинктивном уровне. Все учения исходили от меня. Поэтому, наверное, это много. Но, если смотреть на то время, когда я уже играл там, и у меня было по два момента за игру, чтоб забить, а я не забивал, то, наверное, 8 матчей — это мало. Потому что, если бы забивал, то еще играл бы. Получалось, что не мог никак забить, и так и не забил.

Джерело: Спортарена